(no subject)

В начале рабочего дня, когда я прихлебывала первую чашку кофе, в «женские темы» пришел рецепт: «Маски для огрубевшей или потрескавшейся кожи стоп: в течение 30 минут варите в молоке (200 г) среднее яблоко, разомните его и нанесите пюре на чистые ноги. Держать 15–20 минут, смыть теплой водой». Ужасно хотелось добавить к последней строчке: «дать выпить суженому» и переименовать рубрику в привороты, но грозящий миру дефицит яблок остановил.
Потом прислали рекламу: «Фланелевые халаты на пуговицах - элегантны и полезны».
После второй чашки негасимой звездой блеснуло интервью, в котором какая-то сериальная актриска рассказывала, что на съемках она работала с ручной вороной, и птица повернулась к ней «своей мордочкой с озорными глазками».

Наконец сотрудники сказали, что они больше не могут смеяться и чтобы я прекратила цитировать и читала материалы на автомате. Я стала читать на автомате. Женские темы, путешествия, медицина... Довольно долго читала медицину, пока не осознала, что передо мной фраза: "Организм женщины поразительно часто отторгает орган, ранее принадлежавший мужчине... Представители обоих полов не чувствуют полной удовлетворенности, получив орган от противоположного пола". Я надавила пальцем на глаз. Текст раздвоился. Значит, не галлюцинация. Я не удержалась от диверсии и процитировала. Работа моментально встала.

К часу дня, когда нужно было срочно закрыть дырку на полосе и редакторша принесла в клюве рассказ («Ее глаза затуманились и спросили: "Зачем"? Безответно. Милый человечек, прости меня... Малыш, зачем ты молчишь? Маленькая, ну скажи хоть слово!!! Мир никогда не принимал и не понимал любви - чистой и простой») меня вдруг стало подташнивать. С чего бы это, подумала я и налила третью чашку. На фразе: «Ты ведь бросил меня. Растоптал, уничтожил все-все, что жило и волновалось здесь, – она выразительно приложила руку к вздрагивающей левой груди" я потеряла сознание.

Очнулась на редакционном диване. Надо мной парили два ангела в синих одеждах. Синие ангелы весело спросили: «Поехали в Мариинку?» Как это мило, подумала я. Меня еще никто на машине не отвозил в Мариинку. Все ругают отечественную медицину, а она уже взяла на вооружение продвинутые методики и лечит больных музыкой. Попыталась вспомнить, какую оперу сегодня дают, и отъехала в горние выси во второй раз.
Ангелы, разумеется, перепутали дорогу. И вместо того чтобы отвезти меня в Мариинский театр, зачем-то помчались в Мариинскую больницу.

Сейчас я доем молочную лапшу, отдохну и расскажу остальное.

(no subject)

Молочная лапша все-таки сатанинское изобретение. После нее действительно надо долго отдыхать и щадить измученную пенками психику.

Ну вот. Больница мне очень понравилась. Там прятались от мира тихие люди, никто не писал статей, стихов и рассказов, никто не напрыгивал с вопросом, куда делся материал на пятую полосу и когда будет готов на шестую, иногда только приходили синие ангелы и собирали дань в виде документов. Я им тоже понравилась, потому что носила в сумке паспорт и полис, а также потому что молчала и мечтательно смотрела внутрь себя. Сначала, правда, все кушетки были заняты, но я нагло села в ногах у какого-то огромного мускулистого татуированного мачо с забинтованной головой. А когда мачо, жалобно покряхтывая, уполз в туалет писать, быстро-быстро легла на его место и закрыла глаза, вроде как я опять в обмороке. Не знаю, куда он потом делся, бедняга.

Ко мне потом, кстати, подходили врачи и заботливо спрашивали – не хочу ли я в туалет. Но я сразу раскусила, что просто новеньких некуда положить, и отрицательно мотала головой. Медики оказались не обидчивыми, перекладывать меня на пол не стали, измерили давление, отобрали немножко крови для исследовательских нужд, хотя и позадавали всяких нескромных обидных вопросов – вроде того ела ли я сегодня что-нибудь и чем вообще питаюсь. Я слабо, но гордо ответила, что пила на работе кофе и заедала его шоколадом, но они посмотрели на меня неодобрительно.

Тут привезли пациента лет шестидесяти, чрезвычайно активного. Он сразу принялся колбаситься по приемному отделению и изводить врачей болтовней, поскольку остальная клиентура осталась к нему безучастной, будучи на связи с космосом. «Сядьте! У вас инфаркт, сядьте, больной!» - отчаянно взывала дежурная врачиха. «Нет у меня инфаркта, - упорствовал он. – Выписывайте меня, бля, нафиг!» - «Сядьте сейчас же!» - «Я сам все знаю! Я вообще, бля, этот... профессор! Я профессор медико-академической хирургии! То есть этой... академико-военной медицины!»

Он так какое-то время попрепирался с медленно сатанеющей врачихой, а потом увидел меня. Профессору медико-академической хирургии, понятно, хочется обследовать больную с таким необычным, нежно-зеленым, цветом лица. И вот он подвалил кошачьей пробежкой, сел рядышком и задает специальные врачебные вопросы, все профессора так делают, если кто не знает. «Девушка! А вы тоже здесь? А в каком вы будете отделении? Какие у вас красивые глаза!»

Докторша возмущается: «Больной! Оставьте больную в покое!» А я, в принципе, не против, только смутно его вижу, как сквозь сито, но понимаю, что невежливо вот так лежа вести беседу. Мы все же жители культурной столицы, как-никак. Надо быть на высоте. Сконцентрировалась и села. Он обрадовался взаимопониманию и спросил: «А как вас зовут?» Я на него посмотрела... И меня стошнило. Очень неудобно получилось.
Потом видела, как он стоял в коридоре и огорченно рассматривал себя в зеркало.

Впрочем, мне незамедлительно стало лучше, а уж когда я оказалась в гастроэнтерологическом отделении и увидела знаменитую кишку – стало совсем хорошо, особенно развились бегательные функции. И врачи сразу это заметили, поэтому отпустили меня домой. Только велели не есть шоколада, соленого, копченого, пирожных, мороженых, жареных, а только молочную лапшу, белую булку с маслом и овсяную кашу. «Да побольше!» - крикнул вдогонку толстый хирург.