(no subject)

Во-первых, бог троицу любит. Во-вторых, несмотря на улыбки знакомых, было у меня все же чувство, что поддержать марш "Живого города" стоит. Это симпатичные ребята, да и вообще на волне нагловатого сноса старого фонда порой кажется: вот так выйдешь однажды на Дворцовую - пианины Эрмитажа нету.
Милиции в центре, разумеется, "до жопы", как выразилась одна энергичная женщина с флагом. Но, по сравнению с мартовскими событиями, какая-то совершенно несерьезная. Насупленные девочки и мальчики в форме. Одна такая, очень хорошенькая, но бдительная, заметила направленный на нее объектив и запротестовала:
- Сотрите!
- Почему? Вы хорошо получились.
- Сотрите, нас ругают!
Я честно стерла. Она посмотрела в экранчик.
- И остальные тоже сотрите!
- А вас там больше нет.
Пришлось показать предыдущий кадр. Строго посмотрев на мое зачуханное кресло и лежащего кверху пушистым пузом Шизика, девушка успокоилась.
Кстати, такое ощущение, что сами стражи порядка имели очень приблизительное представление, зачем они буквально цепью стоят вдоль Лиговского. Какая-то женщина с ребенком спрашивала у юного сержантика, отчего в центре так много милиции и что случилось на сей раз, на что он несколько неуверенно ответил:
- По поводу дня начала блокады.
Женщина с изумлением на лице отошла.

Состав марширующих был предсказуем. По сравнению с первыми двумя маршами народу пришло очень мало, не больше тысячи, по-моему. От силы полторы. В основном бедно одетая интеллигенция от сорока и старше, небольшая колонна лимоновцев с модифицированными флагами, озабоченные живогородцы с листовками. У многих были значки "Эха Москвы" - 91.5 в центре желтого кружка. Тощенькая старуха с седым учительским начесом приставала к раздатчику воззваний с каверзными вопросами, откуда взялись деньги на печать, флаги, символику и пр. Парень отмахивался.
- Буржуи одни идут! - убежденно сказала мне старушка.
- Разве буржуи?
- Конечно! Яблочники - все буржуи.
- А чего хотят?
- Город наш хотят захватить! Против власти!
Она задумалась и добавила:
- Правда, я тоже против власти. Но мы по разные стороны баррикад. Они буржуи, а я коммунистка!

Долю драйва внесли энбэпэшники. Они, конечно, быстро начали вербально хулиганить, скандировать пакостные кричалки про городничиху и дона Рэбу, а также слаженно уверять окружающих: "Есть такая партия - НБП!" Физиономии имеют живые и энергичные.

Поначалу недоумение у марширующих и зрителей вызвала группа иссине-черных африканцев с лозунгом "Потомки Пушкина - за старый город". Во-первых, Александр Сергеевич, узнав о таких потомках, очень бы удивился фенотипу, а во-вторых, кучерявые театральные бакенбарды потомков болтались у них на висках, отчего казались скорее пейсами. Парни рядом с усмешкой переговаривались: "Нашисты" креативят". Впрочем, к афро-митингующим все отнеслись спокойно и уже у входа в сквер их дружелюбно зазывал какой-то яблочник: "Эй, потомки! Заходите внутрь!" Следовать приглашению они не спешили, на чем и погорели. В воздухе материализовался сотрудник иммиграционной службы в малиновом берете жилете и немедленно принялся сосредоточенно проверять пушкинских потомков на соответствие иммиграционным законам. В который раз вспомнила фразу дочери: "Мы живем в абсурде".
Там же, у сквера, на переминающихся и как-то странно безучастных милиционеров наскакивали политически активные старухи. Менты мученически отворачивались.

Вход в сквер, где должен был состояться митинг, узкий, но эксцессов никаких не было, пока туда не направились лимоновцы. У них тут же начали отнимать пиратские, черные с белым, флаги. Ребята сражались за свое имущество как львы. Причем тряпочным грабежом занималась не милиция, а некое странное объединение "Российское казачество". В камуфляжной форме с нашивками. Казачество, надо заметить, вызывает у петербуржцев реакцию вполне однозначную. Граждане при виде казачества начинают нервничать, щерятся и поминают про нагайки 1905 года. Рожи у казачества противные, и милиция на их фоне выглядит доброй бабушкой. Откуда вдруг в Питере взялось столь недоброй памяти войско и кто его кормит, осталось неясным. Я, правда, познакомилась с одним морально неустойчивым казаком и даже завербовала его в несогласные. Совершенно случайно. Когда я слезла с забора, ко мне маленькими приставными шажками придвинулся довольно задохлый казак, покраснел ушами и застенчиво сообщил:
- Девушка! У вас это... на этом... на правом полупопии белая нитка.
Снять нитку отказался. Полупопие в порядок пришлось приводить самой.
- А вы из этих, да? Из несогласных?
Я многозначительно молчала, боясь спугнуть фортуну.
Наградой было "Я тоже со многим несогласен!". Несогласен он оказался с маленькой зарплатой в казачьем объединении.
- Не та тема. Ухожу от них с первого числа. А все-таки вы из какой организации?
Не успела я открыть рот, как из-под локтя вынырнула давешняя бабка-коммунистка и с восторгом сообщила, ткнув пальцем в цифровик:
- Журналистка она! Хорошая девушка!
Оборотилась ко мне и продолжила:
- Бедные, вас столько убивают!
В общем, ушла я малодушно в сквер после такой новости. Тем более там уже начался митинг. Массы пытался зажечь Явлинский. Увы, он совсем не трибун. Чего нет, того нет. От его речей хочется присесть на лавочку и задремать, уютно укрывшись знаменем. Потом песню спел бард. Тоже, наверное, хороший человек. Но народ стал заметно рассасываться. Я еще немножко побродила по скверу, вежливо отбилась от попытки вручить мне знамя и пошла к метро.
Там видела, как дворник с видом брандмейстера заливал дымящуюся помойку "фантой" из недопитой кем-то бутылки.

( Картинки с выставки )