(no subject)

С некоторых пор езжу в машине. Чем больше езжу, тем яснее осознаю, что личного авто у меня никогда не будет. По крайней мере в Питере это абсолютно никчемная хреновина. Рабочий день, условно говоря, восемь часов. Чистой деятельности из них - часа три. Остальное время чудно проходит в пробках, обонянии тяжелого, как надгробная плита, букета выхлопных газов и препирательствах с водителем на тему, что лучше - выключить радио или слушать песню с припевом "Ты девочка, я мальчик, пойдем скорей в подвальчик". Я выключаю, водитель вопит: "Ну ты чё! Прикольная же песня!" Оператор просыпается на минуту, поддерживает меня заявлением "А нам не нравится" и мгновенно засыпает обратно. Операторы вообще все такие - в машине все время дрыхнут.

Еще водители ужасно обижаются, когда я пристегиваюсь ремнем безопасности. "Это зачем?" - подозрительно спрашивают они. Поначалу я развлекалась, генерируя истории о кошмарных автокатастрофах и улетевших в сторону луны пассажирах, теперь лаконично отвечаю "Надо" и настырно ковыряюсь в щели между сиденьем водителя и пассажира, откапывая запчасть для крепления ремня. Водитель при этом угрюмо смотрит вперед. Видимо, мои действия он воспринимает как сомнения в его профессиональных качествах. Каждый раз у нас на эту тему происходят маленькие битвы, причем одна из первых имела место, когда мы ездили снимать Приозерское шоссе для сюжета о самой опасной трассе пригорода. На серпантинах и взгорьях я меланхолично считала крестики с венками вдоль дорог и периодически проверяла крепление ремня. Водитель оживленно рассказывал, как здесь недавно "грузили трупаков - ну прямо в мясо! Все повылетали!" Это, очевидно, что-то мужское. Никогда не забуду, как сын родной бодро спрашивал у меня над Атлантическим океаном: "Мам! А когда мы будем падать, нам дадут парашюты?"

Но лучше лететь над Атлантикой без парашюта, чем видеть рекламные щиты бесконечных "Россий" - "справедливых", "честных", "единых", украшенных рожами представителей этих же партий, одна другой гаже. Даже плакат "А У ТЕБЯ СТОИТ коттедж на Суздальском шоссе ?" кажется на их фоне псалмом Давида. Какие они все мерзкие.

Нет, нельзя заканчивать на такой ноте. В метро (благословенное метро!) зашли мальчик с девочкой, оба некрасивые, с серыми петербургскими лицами и тусклыми волосами. Девочка села, а долговязый худой мальчик встал перед ней на колени, взял за руку и ехал так весь перегон до Маяковской. И они друг другу улыбались. А мы, пассажиры, на них смотрели.

(no subject)

У меня сейчас в настольных книгах - Библия. Не совсем настольная, скорее наколонная - вместо прикроватной тумбочки старая колонка, но суть дела не меняется. Мне очень... нет, не так, - я просто упиваюсь слогом. Бог ты мой, как же это красиво. Цитировать не буду, чтобы уж совсем не позориться.
(Иногда появляются странные ассоциации, в частности "Я ем пепел, как хлеб" четко совпало по ритму со строчками из "Я хочу быть с тобой" Кормильцева.)
Да! Еще появилось маленькое развлечение - выискивать в классике неожиданные какие-то вещи. Нашлось:
Гамлет был толстым и одышливым. Чичиков был проворовавшимся таможенником. А Германн за тайну трех карт был готов стать любовником восьмидесятисемилетней старухи, и передумал только потому, что старуха могла отбросить тапки, не успев открыть тайны.
Вот еще дочь сейчас подбросила: Печорин был блондином.

(no subject)

По поводу этих, извините за выражение, дебатов. Интеллектуальной задумки интеллектуальных задумщиков. Которые дебаты в Москве и на которых не крепкие умом, но мышечной массой ребята слаженно скандируют "Зиг хайль". Я тут в одном журнале хотела написать, что, мол, какие это русские, это разных шерстей выблядки, но осеклась. Это именно русские, что особенно пикантно. И не стоит говорить - не будем мы им морды бить, пусть ОМОН этим занимается. Окститесь. Не будет ОМОН этим заниматься. Не будет. Потому что если бы государство не хотело, чтобы дефективное юношество орало нацистские лозунги, никто бы и не орал.
Так что терпите, любители дебатов.
А вообще-то вспомнился мне на эту тему разговор восьмилетней давности с одним умным, но слабым человеком. И как он тогда сказал: "Надо либо уезжать, либо бороться". Я уехала, он остался. И вот я вернулась. А он медленно спивается.